Посвящается Анне Новожиловой,
возбудившей во мне желание -
писать.

                                                                Досадный случай

                                                   (рассказ)

              Сколько живу, и все удивляюсь – до чего люди наивные. Это я, конечно, на себя намекаю.
Ну, женился – неудачно, и развелся своевременно – так радуйся жизни.
Живи, пользуйся свободой, порхай, как не безызвестная стрекоза.  Так нет, нам “осознанную необходимость” подавай.
И вот, эта осознанная необходимость явилась ко мне прямо в кабинет. Вы догадались, что речь идет о будущей жене.
Да еще как явилась – прямо из Сочи, вся загорелая, в коротком платьице в осиную талию. Сам же и виноват, что явилась.

     Назначили меня тогда начальником отдела пропаганды в ЦНТИ. Расшифровывать не буду – кто знает и так поймет, кто не знает – потеряет не много. Взялся  за дело рьяно. И первое, конечно, - штат укомплектовать нужными людьми.

 В штатном расписании было вакантное место – инженер по организации технических передач на телевидении.
При никудышной зарплате требования к кадру предъявлялись такие, что по справедливости зарплату надо бы платить, как нескольким специалистам. Он и внешностью должен обладать не заурядной, иметь инженерное и журналистское образование, и не иметь ревнивого супруга (супругу) и т. д. В общем, задачка из задач.

Но на то мне и доверили ответственную должность – знали кому и надеялись.

А голь, как известно, на выдумки… Вот, возьми я, да и вспомни – была такая кадра у нас на факультете.
Институт был машиностроительный. В перемену в коридоре шпалерами подпирало стены исключительно мужское население, покуривая, поплевывая и похихикивая. А женское население прошмыгивало сквозь строй, стесняясь глазки поднять.
Но одна была, что генерал, осматривающий ряды. Шпалеры дружно поворачивали головы, подобострастно ловя искрящийся карий взгляд. Но не тут то было – “генерал” была за мужем за сокурсником, который чаще всего трепыхался сзади адъютантом.

– Вот эта бы подошла – подумал я, и давай звонить своей приятельнице, учившейся с ней в одной группе.
Результат не заставил себя ждать. Оказалось, кадр недавно развелся и служит конструктором в НИИ. В настоящее время в отпуске – как только вернется, будет оповещен.

Теперь, надеюсь, понятно – откуда взялась у меня в кабинете эта брызжущая здоровьем и привлекательностью дама и как начинать пилить сук, на котором сидишь.

Сразу я почувствовал себя одиноким, ни кому не нужным мужчинкой, которого и приласкать то не кому, совсем упустив из виду, что даме было тридцать годков, и имелся ребенок от первого брака. А это значило, что ей нужен срочно покровитель.
Вот именно, – покровитель, а не такое беспомощное существо, которому если действительно кто-то и был нужен – так это мать, ну и партнерша по развлечениям, в крайнем случае.

И вот два взрослых дурака, презрев всякий здравый смысл, вместо того, чтобы наслаждаться неосознанной свободой, пошли и поженились.

 Нет, человеческая глупость не знает границ.

Очень скоро армии выстроили свои порядки, и повели бескомпромиссную борьбу за обладание территориями.
Сначала она разделалась с моими друзьями, чтобы не смели даже взгляда критического положить на эту писаную красоту. Потом завела себе друзей, которые в беспрерывных  комплиментах увязали так, что меня тошнило.

Из моих друзей чудом выжил лишь Эдик. Он без цветов не приходил, и своей заикающейся речью подолгу  высказывал свое очарование, которое он беспрерывно к ней испытывает. Преданных поклонников у нее терять было не принято. Парень он был добрый, симпатичный и безобидный, но роковой. Вы, наверно, привыкли под словом роковой представлять этакого кавалера – любимца женщин. Ничего подобного. Просто, в какой компании бы он не появился, случались события неприятного свойства.
 Если, к примеру, мы были в ресторане, то происходила драка, и мы оказывались в милиции. В гостях он умудрялся опрокинуть сервант с хрусталем и т. д.

  У супруги обнаружились черты, от которых меня просто воротило. Она, например, представляла себя красавицей и не согласных исключала из своего поля зрения. Первым не согласным оказался я, и участь моя была решена – во всех наших выходах в свет место мое было на два корпуса сзади, чтобы не портить общей картины.

Росту она была 172 см. и весу 72 кг. В дальнейшем Вы поймете – для чего я привожу эти физические данные. Здоровье у нее было отменное, что подтверждалось естественным румянцем на щеках и широкой грудной клеткой, за счет чего талия выглядела осиной. Однако этого эй казалось недостаточно, и все ее туалеты сопровождал широкий ремень, который она затягивала как завзятый штангист. В девичестве она занималась парашютным  спортом, и считала себя способной победить любого мужчину не только своими чарами, но и физически. Она стала меня тихо ненавидеть, когда поняла, что чары ее на меня не действуют, а физически я проявил, по случаю, существенный отпор, выразившийся в синяках на запястьях, когда я сдерживал ее агрессию. Синяки она демонстрировала всем своим приятельницам, возбуждая их ненависть ко мне, как к лицу, низвергающему их кумира с пьедестала. В доме хорошим тоном было считать, что она постоянно недомогает и главный виновник этому ваш покорный слуга, делающий  все  не впопад, часто приходящий с запашком дешевого портвейна, а на истерики не реагирует, предпочитая тут же смыться в неизвестном направлении на не определенный срок.

Как у большинства советских служащих, денег в доме никогда не было. И если я как-то мирился с этой жизненной “катаклизмой”, то супруга активно боролась, занимая деньги, где только возможно. Она была должна всем, кроме меня, по известным причинам.

Вот тут-то мы, наконец, переходим к существу того, что мне захотелось рассказать Вам дорогие мои читатели.
Как говорится, преамбула позади, а “амбула” – впереди.

       В один из годков нашей совместной жизни наступила весна. Все женщины засуетились обновлять свой гардероб.
Как приятно пройтись весенним, ярким, теплым деньком по улице в этаком новом, ярком и необыкновенном, когда кажется, что весь мир смотрит только на тебя. Супруга с зимы только и мечтала произвести весенний фурор, все глубже залезая в долговую яму. Когда все загашники ее хорошо и мало знакомых были вычищены, в доме появилось пальто на весну, которое требует описания.
Оно было реглан из буклированой ткани бежевого цвета с поясом, с гусарскими обшлагами на рукавах и глубоким воротом с широкими лацканами. Когда она его одела, я увидел, что оно, действительно, ей было к лицу. Оно ей так понравилось, что  она готова была в нем спать.

Случай пойти продефилировать в нем по улице тут же представился – нас пригласила на день рождения ее близкая подруга. Я тоскливо изнывал в ожидании, когда она положит последний мазок на свой образ, как раздался звонок в дверь.

Явился Эдик с букетом подснежников и пространственной одой во славу моей супруги.
За это был приглашен составить нам компанию на праздновании дня рождения.

С его приходом воздух буквально наэлектризовался опасностью. Я заскучал и насторожился в предчувствии беды.
Но в общей праздничной суете сборов и выхода быстро забылся и отдался безмятежно на волю судьбы.

  Был яркий весенний день. Снег только стаял, оставив после себя многочисленные лужи.

Супруга и приятель представляли собой импозантную пару. Она шла с цветами, а он галантно придерживая ее под руку, ласково ворковал, как весенний ручеек. Я, как всегда, болтался в нескольких метрах сзади. В обществе она всегда делала вид, что мы почти не знакомы. Идти было всего три квартала. Мы уже почти пришли, но тут дорогу преградила большая лужа. Я был еще в спортивной форме, так что с легкостью горного козла, почти без разбега, преодолел это препятствие. Еще находясь в затяжном полете, я услышал за спиной всплеск. Приземляясь, я уже знал – произошло страшное несчастье. Обернувшись, я увидел картину, последствия которой не могли присниться даже в самом страшном сне.

Эдик стоял на коленях посреди лужи, держа на вытянутых руках, как ребенка, мою супругу. Он, видимо, поскользнулся на льду, когда решил на руках перенести тело моей супруги. Она так задурила ему голову, что он вообразил ее легкой и изящной, не предполагая, что она находится в первом тяжелом весе по боксерской квалификации. Лицо его, забрызганное грязной жижей, с вытаращенными глазами, выражало крайнюю степень напряжения. С криком: – Держи! – бросился я ему на помощь, но было поздно – тело плюхнулось в лужу, обдав Эдика целым каскадом брызг.

Когда они встали, вид у них был согбенный, чтобы грязная вода успешно стекла, не растекаясь по одежде. В них было что-то от животных, которые вот сейчас должны встряхнуться всем телом, но этого не произошло. Молчанье, возникшее в этот момент, ни как не могло сравнится – с гробовым. Это было молчанье перед самой страшной бурей.

Все глупости делаются впопыхах и Эдик, стараясь как-то загладить свою вину, бросился стряхивать грязь с этого прекрасного весеннего пальто, еще больше растирая ее по буклированой ткани, в которую грязь впитывалась, как в губку.

Супруга, выйдя из дома блондинкой, выглядела если не брюнеткой, то уж шатенкой – точно. Отпнув услужливого ухажера, со слезами на глазах, молча, она быстрым шагом направилась к пункту нашего следования. Мы же трусцой поспевали за ней, не находя слов сострадания.

При входе в квартиру я выдвинулся вперед, как самый элегантный, единственный раз за всю нашу супружескую жизнь.
В передней было по-праздничному шумно, и когда из-за моей спины выдвинулись две смуглые фигуры, народ посчитал, что наступило время маскарада.
Супруга, резко повернувшись, взашей вытолкала Эдика из квартиры и проскочила в ванную комнату. Я коротко объяснил ошарашенному народу возникший конфуз.

Пока именинница и супруга наводили марафет, я услышал, что в дверь квартиры кто-то скребется. Выглянув, я увидел горестную физиономию Эдика, пытающегося привести себя в порядок. Ни слова не говоря, я вынес ему стакан водки и влажное полотенце. Мы погоревали на лестничной площадке и разошлись.
Но последний удар был нанесен ему собственным сынишкой. Об этом мне Эдик рассказал по телефону на следующий день, когда обратился с просьбой подтвердить случившееся его жене, которая была на редкость ревнива.
По этой причине она всегда прикрепляла к Эдику сына, если он намеревался уйти из дома без нее.
Мальчику было лет шесть. Он отличался необыкновенной скромностью и молчаливостью. Во время описываемых событий он все время находился рядом, но вел себя настолько скромно, что мне и не запомнился.
Когда они в тот злополучный день пришли домой, в отместку за долгое молчание он прямо с порога громко заявил: «Мама, а папа тетю уронил». Что тут началось…

Так я лишился возможности видеть у себя в гостях последнего друга.

      Каждый раз, вспоминая этот случай, я, воспитанный в глубоко атеистическом духе, начинаю верить. Наверно, это было наказание жене за несправедливое отношение ко мне.

Впрочем, горбатого могила исправит. В дальнейшем развод был предрешен. Исправить ничего не удалось,так же, как и это прекрасное пальто – ничего восстановлению не подлежало.

                                                                    ***